С. Н. Зинченко, есаул, Томское станичное КО, статья.

 

Более трёх десятилетий идут дебаты о происхождении казаков; о том, кто они — национальность, сословие, субэтнос или состояние души. Однозначно ответить на этот вопрос весьма сложно — различные группы казаков возникали в разное время,  не только на смежных, но и на значительно удалённых друг от друга территориях. И в формировании различных групп казаков явно принимали участие представители различных национальностей, отличающихся по языку, культуре и религии либо незначительно, либо весьма радикально. И не надо забывать, что в формировании всех казачьих войск, даже самых вольных, всегда принимало самое деятельное участие государство.

Начало казакам в Сибири, как, впрочем, и начало освоения и развития её Московским государством, положил легендарный поход Ермака Тимофеевича с дружиной в 1581 году. Это аксиома. Русские торговые и воинские люди и значительно раньше Ермака бывали в Западной Сибири, особенно в её северной части, но это были либо разовые торгово-меновые акции и сбор ясака, либо карательные походы в ответ на разбойничьи набеги сибирских племён [5, с. 22-26].

О происхождении и самого Ермака, и его отряда было много споров, но авторитетный историк Сибирского казачьего войска и сибирского казачества в целом Георгий Ефремович Катанаев относит Ермака с дружиной к волжским казакам, а отнюдь не к донским, как зачастую пытаются преподнести [5, с. 30-33]. Ведь само организованное донское казачество началось с основания в низовьях Дона легендарным «казаком Байдой» — князем Дмитрием Вишневецким после походов 1557 года  Черкасского городка [13, с. 7-8]. Магнат Великого княжества Литовского Дмитрий Иванович Вишневецкий с 1551 унаследовал должность старосты Черкасского и Каневского, а это самый крупный анклав днепровских (да и не только днепровских, всех) казаков на то время. Идейный и непримиримый борец с османско-крымской агрессией, он начал проводить правильное войсковое устройство у казаков, основал за днепровскими порогами в 1556 году разделённую на куреня Запорожскую Сечь. С 1558 по 1561 годы Вишневецкий состоит на службе у московского царя Ивана IV Грозного, продолжает активную борьбу с Османской империей и её сателлитами. И именно тогда он основывает по образцу Сечи Запорожской разделённый на шесть подразделений-куреней Черкасский городок [17, с. 461]. И именно с этого времени, с создания форпоста в донских степях, началось создание Донского войска.

Призванная же на службу «именитыми людьми», а по сути, хозяевами тогдашнего Урала и Приуралья Строгановыми вольница действовала в Волжско-Камском бассейне, в районе Самары [5, с. 26-28]. Ещё в 1572 году для защиты от воинственных соседей сам Иван Грозный дал Строгановым право набирать охочих казаков и опытного военачальника [5, с. 26]. Это было в интересах Строгановых, но содержать им надо было головорезов за свой счёт. И это основная причина того, что на «шалости» с соседями хозяева края смотрели сквозь пальцы. Таким образом, 1579 году Семён и Максим Строгановы привлекли к службе крупный отряд казаков волжской вольницы под началом атамана Ермака Тимофеевича [5, с. 27-28]. И вот в 1581 году, когда жалобы на волжскую вольницу превысили лимит, и из Москвы поступил приказ «Ермака со товарищи имать», Строгановы сориентировались и приняли верное решение — отправить отряд как можно дальше от зоны досягаемости центральной власти.

Всё это очень интересно, но это отдельная тема. Нам же сейчас интересно другое — из каких социальных и национальных слоёв формировались сибирские городовые казаки.

Г. Е. Катанаев, изучивший массу старинных архивов, пишет: «Имея торговые связи повсюду и содержа агентов как во внутренних, так и в окраинных городах Московского государства, Строгановы, конечно, старались воспользоваться предоставленными им правами (набирать собственные вооружённые отряды — С. З.) где и как только могли. Вольница и «гулящие люди» призывались ими на службу повсюду… особенно обильным запасом или источником для поставки такого рода добровольцев служил ближайший к месту призыва центр тогдашней Камско-Волжской вольницы, в пространстве между знаменитою в истории русского разбойничества Самарскою лукою и устьем Камы» [5, с. 26].

Так из кого состояла эта вольница, кто такие «гулящие люди»?

Официальная историография, как царская, так и советская, утверждала, что основу института отечественного казачества положили беглые зависимые крестьяне. Несомненно, в казачьи общины попадали и беглые помещичьи крепостные, государственные и монастырские крестьяне. Но не они составляли основную массу казаков, и уж тем более не они положили основу формирования казачества. Казакование не соответствовало крестьянской психологии, крестьянину, прежде всего, были нужны собственное хозяйство, семья и земля, на которой он бы мог спокойно работать. Тогдашнее состояние казака этому не соответствовало, жизнь его была беспокойна и полна опасностей даже в семейных казачьих общинах XVI–XVII веков. Семейные казаки того времени — это прежде всего городовые казаки. И городовые служилые казаки появились явно раньше вольных казачьих общин (хотя даже самые вольные казачьи общины возникли и развились только благодаря существованию метрополий — Великому Княжеству Московскому и Речи Посполитой). За примером обратимся к Катанаеву, классику истории сибирского казачества:

«…По именам возводимых и занимаемых казаками сибирских острожков стали именоваться и самые казаки, подобно тому, как внутри и на окраинах Московского Государства существовали ещё в то время Дедиловские, Елецкие, Лебедянские, Путивльские, Оскольские, Рыльские, Белгородские и другие острожковые служилые казаки, отчасти поступившие на образование и укомплектование вновь образованных Тобольских, Берёзовских, Тарских, Томских и других казаков, получивших в официальной переписке того времени общее собирательное название «Сибирских казаков» [6, с. 5]. Именно привычные к боям и походам, хорошо знавшие приграничье городовые казаки по ряду причин уходили в вольные ватажки, а вместе с ними и служивые люди других категорий. Также вливались в вольные казацкие отряды и так называемые «гулящие люди». Это были отнюдь не люмпенизированные бродяги, как это звучит в нашем современном понимании фразы. К категории «гулящих людей» относились лично свободные, но не несущие никакой служивой повинности и не занимающиеся никакой торговой либо ремесленной деятельностью мужчины. Это могли быть и отказавшиеся от службы стрельцы, и посадские и тому подобные.

Так, согласно изысканиям того же Георгия Ефремовича Катанаева, предположительно дед Ермака был посадским в Суздале, затем переехавшим во Владимир. Там он занимался извозом, но связался с разбойниками, попал в тюрьму, откуда сбежал и поселился в Юрьевце Повольском. Дети после его смерти переехали на реку Чусовую, где у одного из них, Тимофея Повольского, и родился сын Ермак [5, с. 30].

Согласно изысканиям Катанаева, состав отряда Ермака доходил до 800 человек. Из них 500 были из ватаги Ермака, и 300 из присоединённых к ним воинских людей Строгановых. Более поздние исследователи утверждают, что всего первопоходников было около 600 человек, из них 540 пришли с Ермаком, и около 50 воинов было придано Строгановыми, и эти цифры более соответствуют действительности [8, с. 14]. Строгановские служивые состояли из «разных наименований» казаков, беглых литовцев, пленных «немцев» и прочих завербованных на службу. Весь отряд был чётко поделен на сотни с атаманами и при знамёнах, полусотни и десятки во главе с полусотниками и десятниками [5, с. 36].

Известны и имена атаманов Ермаковой дружины. Это Иван Кольцо, Яков Михайлов, Никита Пан и Матвей Мещеряк [5, с. 27 Кат]. Согласно фамилиям, происхождение Никиты Пана и прожившего долгую, наполненную боями и походами жизнь ещё одного сподвижника Ермака Черкаса Александрова подаётся исследователями как украинское, из запорожских казаков [8, с. 14]. Матвей Мещеряк явно из мещеряков (совр. мишари), реликтового субэтноса волжско-уральских татар.

С конца XV века мещеряки переходят в московское подданство, привлекаются к воинской службе. В XVI-XVII вв. активно заселяют юго-восточную часть засечной лини. Многие принимают православие. До середины XIX века несут службу, как и башкиры, в отдельных конных полках, затем вливаются в Оренбургское войско и сливаются с оренбургскими казаками.

Этническая группа оренбургских казаков — православные татароязычные нагайбаки — сохранилась до наших дней. Так что вполне вероятно, что Матвей Мещеряк был в дружине не единственным представителем мишарей.

Для закрепления победы над бухарским чингизидом Кучумом, Москвой, ещё при жизни Ермака, в 1583 году, под началом князя Болховского и  в 1585 году, под началом воеводы Мансурова (пришёл уже после гибели атамана Ермака), посылаются небольшие отряды со стрельцами и другими «ратными людьми» [5, с. 50, 55]. После гибели Ермака в августе 1585 все дела и заботы, по присоединению и освоению огромных территорий, берёт на себя государство.

Существует расхожая легенда о том, что-де основная масса сибирских казаков ведёт своё происхождение от казаков донских. Это в корне не так. Сибирские казаки появились на исторической арене немногим позже донских, развивались и формировались параллельно, а вовсе не как переселённая часть казаков с Дона. Само формирование Донского войска шло до начала XIX века включительно, и при прямом руководстве государства [3, с. 53-56]. Переселение донцов в Сибирь за всю историю казачьих войск Сибири и Приамурья насчитывает лишь несколько эпизодов. Наиболее ранний — после гибели Ермака атаман Черкас Александров (Иван Александрович Черкас) выехал по явно ему знакомой дороге на Дон и вернулся оттуда с отрядом казаков [8, с. 15]. В 1627-1628 в «именных книгах» города Берёзова из 300 служивых людей лишь 19 числились, как донские казаки. Также четыре донских казака, переведённых из Берёзова, числятся по «именным книгам» города Тары за эти же годы [9, с. 78-79].

А вот днепровских казаков по документам проходит масса. Это и полковые казаки Среднего Поднепровья, и сечевики-запорожцы. Попадали в Сибирь по-разному. Сначала как военнопленные, так и завербованные царской администрацией непосредственно в Речи Посполитой. Это до вхождения Войска Запорожского обеих сторон Днепра и Сечи Низовой в состав Московского государства в 1654 году. Позже вопрос решался проще — недовольных просто в Сибирь ссылали, и для этого вина была необязательна. Часто ссылали по доносу, а иногда и без оного. В документах имеются имена рядовых казаков, имена казацкой старшины, и даже имена гетманов.

Великолепный материал по национальному и социальному составу первых служилых людей Сибири подаётся Г.Е. Катанаевым в его описании строительства Тарской Крепости в 1594 году. Фигурируют там и днепровские казаки.

Итак, участники строительства Тарской крепости, ворот в западносибирские степи:

«В составе служилых людей, заложивших этот город, значилось: «с сотником Стрелецким Лодыженским, московских стрельцов 100 человек; с другим сотником с Заметнею Шокуровым (помянутым выше при заложении Пелыма и Табора) 47 человек. Да из Казани и с Уфы татар казанских и свияжских 100 человек, башкирцев 300 человек, да к ним детей боярских 4, со сту по человеку. Да с сотником из Казани 50 стрельцов конных, да из Лаишева с тем же сотником 50 человек с пищали, полоненников; да с Тетюш с сотником с Микитою с Коряковым 50 человек казаков польских. Да из Тобольского города Литвы и Черкас и казаков добрых конных с вогненным боем с Головою Рупосовым 100 человек. Да татар тобольских служивых конных с атаманом с Черкасом Александровым, да с Головами — 100 человек. Да из волостей татар ясашных добрых конных 300 человек. Да пеших татар 150 человек, … на судах. Да из Тюмени, литвы и черкас и казаков 40 человек. Да татар Тюменских, Верхотурских, Ондреевских и Белаковцев и Зырянцев у которых заклады поиманы (т. е. заложники из лиц более знатных и влиятельных инородцев — Катанаев Г.Е.) и измены от них не почаешь, добрых 50 человек конных. Да из Таборов 30 татар конных. Да из Комуков 20 человек конных. Да Пермичь плотников из Тобольского 30 пеших, да ещё Пермичь 20 человек плотников». Закончив цитировать летопись, Катанаев подводит итог: «А всего 1194 человек конных и 547 пеших. Большая часть этих людей по возведению нового острожка была распущена по домам; в Таре же оставлены не более 450 человек добрых конных из литвы, черкас, казаков и стрельцов, часть которых также на зиму уволена за жёнами. Эти люди и послужили основою новых Сибирских казаков — Тарских [5, с. 66-67].

Теперь попытаемся разобраться в этом интереснейшем материале. Сначала вернёмся к днепровским казакам.

В приведённом документе мы видим: «с Тетюш… 50 человек казаков польских».

Тетюши — основанный после взятия Казани на берегу Волги укреплённый городок, впоследствии выросший в город. Что за казаки стояли там в конце XVI века в гарнизоне, и почему польские?

Обычно украинских казаков Поднепровья в документах того времени называют «черкасы», «запорожские черкасы», а здесь — казаки, да ещё и польские. Восточная и центральная Украина в 1569 году отошла по Люблинской унии от Великого княжества Литовского Польской Короне, оставаясь, тем не менее, в составе Речи Посполитой. Может, потому? Но ниже мы читаем, что одновременно с «литвой» и городовыми казаками прибыли именно «черкасы», а не «польские казаки». Но вот любопытная информация.

В Речи Посполитой с последней четверти XVI века существовал род средней кавалерии под названием «панцерные казаки».

Панцерные казаки, в отличие от тяжёлой крылатой гусарской конницы, носили более лёгкое защитное вооружение и применялись как самостоятельно, так и для прикрытия неповоротливой тяжеловооруженной крылатой гусарии. С 1648 года, после восстания казаков под началом Богдана Хмельницкого, панцерных казаков стали звать, во избежание путаницы, просто панцерниками. Но интересно вот что.

В первые десятилетия панцерных казаков набирали именно из этнических украинских казаков, откуда и название, а уже впоследствии стали набирать из умелых кавалеристов со всей Речи Посполитой [1, с. 20-24]. Так что упоминаемые «польские казаки» вполне могли быть перевербованными панцерными казаками, а судя по времени, ещё и этническими, и православными. Ведь уже гораздо позже, в 1654 году, в разгар русско-польского противостояния, в московское войско была завербована целая тысяча крылатых гусар под началом генерала Килски [16, с. 70 c]. Возможно, они были из белорусской и украинской шляхты, но, тем не менее, произошло это в момент тяжелейшего противостояния двух держав. Ну а казаки — подданные Речи Посполитой, испытывавшие тяжелое национальное, социальное, экономическое и религиозное угнетение, постоянно переходили в соседнее православное царство.

Уже в 1546 году, за 102 года до восстания Хмельницкого, воевода пограничного Путивля доносил в Москву, что собралось много черкасских, киевских и «твоих служилых» казаков, из которых и формировались пограничные заставы и гарнизоны [7, с. 27]. Ведь ещё в 1593 году, во время царствования Фёдора Ивановича, всё казачье войско Украины просилось в московское подданство, но слабое экономическое и политическое положение помешали Москве это осуществить [7, с. 39].

Со второй половины XVII века, как уже упоминалось, начался период ссылки казаков Поднепровья в Сибирь. Причем ссылали зачастую партиями, с оружием, с семьями.

Так, сосланный украинский сотник Никифор Черниговский, вступившись за честь жены (по другим источникам — сестры), убил в 1665 году в Илимском остроге воеводу-деспота Лаврентия Обухова. Уйдя на Амур, в Албазинский острог, Никифор c мятежными казаками сохраняли самоуправление аж до 1674 года, после чего получили царское прощение [8, с. 17].

Да, ссылка времён Алексея Михайловича, отличалась от ссылки императорской России и тем более от ссылки сталинской. Списки ссыльных казаков XVII века пестрят фамилиями казачьей элиты Днепра: гетман Демьян Многогрешный в 1672 году сослан в Енисейск, да не  один. В том же 1672 году сослан генеральный бунчужный Матвей Гвинтовка. В 1687 году (кстати, по доносу Мазепы) сослан в Тобольск гетман Иван Самойлович. В разные годы были сосланы полковники Иван Нечай, Семён Высочан, Семён Палий, Дмитрий Зеленский (двое последних, правда, уже в эпоху Петра I). В 1672 году был сослан даже легендарный кошевой Сечи Запорожской Иван Сирко. Некоторые из сосланной старшины, например, Сирко и Палий, были возвращены из ссылки, другие остались и положили начало сибирским казачьим родам [8, с. 16]. Например, в 1743 году кузнецкий (здесь — город Кузнецк, будущий Новокузнецк — С.З.) сын боярский И. Гвинтовкин и казак П. Мельников нанесли побои крестьянину М. Речкунову, вследствие чего он и помер [2, с. 89].

Служили выходцы из Украины в особых сотнях «черкасского списка», то же самое можно сказать и о попавших в Сибирь белорусах, поляках, галичанах — они служили в сотнях «литовского списка» [9, с. 79]. Основным населением Великого княжества Литовского, даже после перехода Руси (Центральной и Восточной Украины) согласно Люблинской унии 1569 года, в состав Польши, были никак не литовцы, а белорусы. Весь XVI век Московское государство воевало с Литовским княжеством больше, нежели с Польшей. И потому по традиции всех выходцев из Речи Посполитой, в том числе и русинов (тогдашнее название украинцев-не казаков) на Москве звали литвой. Часть «литвы» — это пленные, сосланные и обязанные служить в дальних сибирских гарнизонах. Во-первых, далеко не убежишь, да и за службу-то платили, это, во-вторых. А служила «литва» в привилегированных конных сотнях. К тому же представители Речи Посполитой, в первую очередь шляхта, были заметно грамотнее местных служивых, а так же были опытными, прошедшими европейскую военную школу вояками. Более того, воины Речи Посполитой превосходили московские войска конца XVI века (да и позднее) по выучке, стойкости, дисциплине, организации и оружию [15, с. 188]. Наверняка, в сословном государстве играл роль и фактор происхождения — большинство из «литовского списка» были шляхтичами. Вот поэтому денежный и продуктовый оклад «сына боярского» из «литвы» превосходил оклад конного казака приблизительно в два раза, а пешего казака — в три [12, с. 41].

Пленные делились на две категории.

Первая категория — пленные шляхтичи, отказавшиеся возвращаться по размену военнопленными, принявшие православие и добровольно поступившие на русскую службу. Вёрстанные в «дети боярские» (низшая ступень служилого привилегированного сословия — С.З.), если принимали православие, направлялись в различные гарнизоны царства [10, с. 65]. И это неудивительно. Шляхта, составляющая двенадцать процентов населения Короны (непосредственно Польши) и Литвы, не имела никаких доходов, единственный способ её выживания была служба, если она была.

Вторая категория — это отправленные в Сибирь без их желания, но многие из них обжились и остались навсегда [12, с. 40].

И были представители шляхетства, добровольно нанявшиеся на службу, как нанимались немцы, шведы и другие иноземцы [12, с. 39-40]. Для прибывших добровольно и желавших оставить службу по истечению контракта шляхтичей, служивших в европейской части страны, применялась хитрая мера — им объявляли, что-де вскоре будет война, оставляли на службе и отправляли подальше, в том числе и в Сибирь [15, с. 188].

Из относительно крупных для Сибири того времени групп «черкас» и «литвы» формировались отдельные подразделения.

Так, в Тюмени во второй половине XVII века конные казаки были объединены в «станицу» во главе со своим атаманом, а служилые «литовского списка» составили конную «роту», командир которой звался на европейский манер ротмистром.

В Тобольске в это же время также была сформирована «литовская рота», во главе которой стоял «ротмистр», а затем ему в помощники были определены «поручик» и «прапорщик».

Немного ранее, в 1635 году, из Нижнего Новгорода в Тару был переведён отряд  «литвы» и «черкас», который в обиходе именовался «рейтарская рота» [10, с. 38].

Часть людей «литовского списка», попавшая в маленькие гарнизоны, служила, естественно, с местными русскими служивыми людьми, и процесс ассимиляции у них шёл быстрее, нежели в «рейтарских сотнях». По истечении времени часть «литвы» вернулась домой, часть осталась и дала начало новым сибирским родам. Кто-то прибыл со своей женой, как опальный поляк Яков Шварц с женой Софьей в 1641 году [12, с. 40]. Другие обзавелись семьями на месте.

Так, поляк Пётр Буткеев женился на женщине с двумя сыновьями, совместно они родили ещё пятерых сыновей. Один из них, Иван, особенно отличился на военной и административной службе в Западной и Восточной Сибири [12, с. 42]. Сам основатель династии сын боярский Пётр Буткеев погиб в 1700 году в бою при обороне Кузнецка [12, с. 41]. Служба в те времена отличалась постоянными конфликтами и длительными командировками, служилые гибли и получали ранения постоянно.

Конечно, и «литва», и «черкасы» сыграли заметную роль в освоении и заселении Сибири, а последние явно привнесли элементы южных степных казацких традиций в складывающееся казачье общество громадной Сибири. Они привнесли в Сибирь более современную воинскую культуру и грамотность. В XVII веке в главных городах Сибири того времени — Тобольске, Тюмени и Таре количество служилых «литовского списка», «литвы и черкас», «литвы и крещёных инородцев» составляло в среднем около 15% [10, с. 32-33; 12, с. 40]. Но основным служилым контингентом были не они. Основу воинского контингента Сибири составляли служилые люди центральных и восточных районов европейской части Московского государства. Утверждение Н.И. Никитина о том, что в основном это были выходцы с Русского Севера (Поморья) сильно преувеличено [9, с. 78]. Никто не отрицает, среди сибирских первопроходцев было много выходцев из Устюга, Сольвычегодска, Холмогор и Вологды. Всем известны имена Дежнёва, Хабарова, Пояркова и иже с ними. Но выходцы с Русского Севера — это, прежде всего, купцы, гулящие люди, промышленники (охотники) — вольные люди. Но вот выше приведён список участников строительства Тары.

Среди прочих стрельцов московских — 100 человек, стрельцов казанских — 50. Выходцы с Севера, правда, с Предуралья, а не Поморья — «пермичи» — 50 человек, и это плотники. Север ими славился. Конечно, поморы славились и как корабелы и моряки, поэтому-то они и часто встречаются в поисковых отрядах, идущих «встречь солнцу».

Завербоваться или перевестись в служилые люди в Сибирь в конце XVI века проблемы не было, даже наоборот. Смотрим об этом у Катанаева.

В 1590  князь Болховской, тот самый, что пришёл в 1584 году на помощь казакам Ермака, требует у Строгановых предоставить из Соли Вычегодской тридцать крестьян с семьями с предоставлением им материальной и денежной помощи для поселения и обживания в Сибири.

Следующее требование его Строгановым — собрать в Перми для направления на службу в Сибирь сотню вооружённых ратных людей [5, с. 6]. Это обязательная посылка. А вот следом: «В других актах того же времени московское правительство рассылало «бирючей» (глашатаев — С.З.) «клич кликать» потребных для новой страны служилых людей и с Москвы, и с Перми Великой, и из пленных литовцев и из выезжих черкас, и из стрельцов и казаков разных приграничных городков (здесь имеются в виду казаки служилые городовые — С.З.), и из детей боярских, и из служилых дворян, и из мурз татарских, и из местных инородцев, и из «гулящих людей», и из разного вида бывальцев и видальцев к ратному делу обычных…» [5, с. 63]. Как видим, брались люди, годные к службе в тяжёлых климатических, природных и пространственных условиях Сибири. Направлялись сформированными отрядами. Мелкие партии, прежде всего ссыльные, шли в уже сформированные гарнизоны.

В первой половине XVII века гарнизоны усиливались за счёт переводимых воинов из Поволжья и Поморья. Например, в 1635 году из Великого Устюга, Каргополя, Холмогор, Вологды и Нижнего Новгорода в Сибирь было переведено около тысячи ратных людей. Позднее столь крупных перемещений воинских контингентов не наблюдались [10, с. 30]. Хотя Н.И. Никитин ставит служилых северорусских гарнизонов на первое место, вряд ли гарнизоны Поволжья давали меньше бойцов. Скорее, наоборот, в Волжском приграничье гарнизонов было больше, и они были крупнее. Вспомним, что и дружина Ермака была волжской.

И ещё Приуралье, которое не Поморье. Откуда, как мы видим, в Сибирь также шли воинские люди. Опять же численно в Сибири служилые казаки заметно превосходили стрельцов [10, с. 33]. А городовые казаки никогда не располагались на северных рубежах — только там, где постоянно тревожили кочевники. Да и стрельцы тех же Холмогор не обязательно все были местными уроженцами.

Служилые люди того периода делились на две категории.

Первая категория — это служилые по отчеству, бояре и дворяне.

Вторая категория — непривилегированная, это служилые по прибору. Попасть в неё можно было и независимо от родословной, как мы видим на примере верстания на службу в Сибирь.

Служилые по отчеству в Сибирь попадали редко. Это воеводы, стрелецкие и казачьи головы. Голова ведал приказом, состоявшим из нескольких сотен служилых. Полный приказ составляли пять сотен, но в небольших городах приказ мог быть не больше сотни [9, с. 80]. Затем шли стрелецкие сотники и казачьи атаманы. В казачьих командах также были помощники атаманов — есаулы (в конных сотнях), стрелецкие сотники, а у «литвы», как упоминалось, начальные люди могли именоваться по-европейски — ротмистры. Затем шли пятидесятники и десятники. Начальные люди могли выбиться в категорию «детей боярских», получившую наименование от продвинувшихся на службе боярских холопов.

В 1684 государевым указом в Сибири была введена новая, более высокая – служебно-административная категория. Это сибирские дворяне [2, с. 24].

Казаки делились на пеших и конных, конные казаки находились в более привилегированном положении, получали большее жалованье [12, с. 41].

Стрельцы в Сибири подчинялись Сибирскому приказу, а не Стрелецкому, как в европейской части страны. Это было особенностью сибирской службы, где все служилые люди сверху донизу назначались и управлялись Сибирским приказом [10, с. 43.].

К стрельцам примыкали, но составляли отдельную, хотя и немногочисленную категорию пушкари, воротники и затинщики [5, с. 3].

Кто такие пушкари, понятно без пояснений.

Воротники — это стража при воротах, при въезде в город.

Затинщиками (от затЫнник) назывались крепостные стационарные стрелки из крупнокалиберных двухметровых пищалей. Пищали эти ложились на крепостной тын и упирались в его дальний край фигурным выступом, расположенном на конце цевья.

Эти три категории из-за своей малочисленности не составляли отдельных служб, а входили в состав гарнизонных команд и сотен. Находились они, конечно же, в ведении не Пушкарского, а Сибирского приказа.

Если в европейской части страны у стрельцов и городовых казаков были различия в их служебных обязанностях, городовые казаки в 1613 году были даже переданы в новообразованный Казачий приказ, то в Сибири служебные обязанности между ними были нивелированы. Так, в 1652 даже последовал царский указ тюменских конных стрельцов писать казаками [10, с. 37].

Категория «пешие стрельцы» в Сибири просуществовала до первой четверти XVIII века, когда вследствие реформ Петра I были упразднены многие не соответствующие новому времени категории служилых людей. Но следует отметить, что эти категории в Сибири из-за её геополитической особенности просуществовали дольше, нежели в европейской части страны. Так, стрельцы (команды которых назывались так видимо по старой традиции) официально не были упразднены как в европейской России, а слились с городовыми казаками. Также исчезли «литовские» и «черкасские» списки. В 50-е годы этого века исчезает деление на пеших и конных городовых казаков. Категория «дети боярские» и «сибирские дворяне» в начале 60 годов  отделяется от служилого списка и переходит на гражданскую административную службу [2, с. 73].

Но осталась ещё одна служилая категория в Западной Сибири, которая сохранилась и с определёнными модернизациями просуществовала до 1868 года, до упразднения там основной части городового служилого казачества (Берёзовский и Нарымский пешие батальоны упразднены позже, в 1881 году — С.З.). Это западносибирские служилые татары.

Многие зачастую забывают, что начало присоединения Сибири к растущей державе Ивана Грозного было начато за двадцать шесть лет до похода Ермака, в 1555 году. Хан расположенного в Западной Сибири Сибирского ханства Едигер послал ко двору Ивана Грозного посольство с просьбой принять ханство в московское подданство и обязался выплачивать ясак пушниной.

Причина была в том, что молодой, амбициозный и воинственный бухарский царевич из рода Шейбанидов, стоявший во главе войска, включавшего в себя узбеков и ногайцев, начал завоевательный поход в Сибирь. Царевич желал иметь собственное ханство, но народы Сибири посчитали, что в подданстве Москвы им будет гораздо спокойнее, нежели под властью постоянно воюющих и меняющихся среднеазиатских деспотов. И Едигер даже начал выплачивать Москве ясак. Но бурные военно-политические события и удалённость Сибири не позволили тогда Ивану IV принять Сибирь под свою руку. В итоге Кучум в 1563 году захватил Сибирь, убил хана Едигера и его брата — соправителя Бекбулата, и объявил себя сибирским ханом [4, с. 344-245; 356].

И потому неудивительно, что после первых же поражений Кучума сибирские татары, ханты и манси стали переходить в московское подданство. Мало того, появляются сибирские служилые татары. Так, в отряде Тарского воеводы Андрея Воейкова, добивавшего в 1596 году Кучумово войско в Кулундинских и Барабинских степях, упоминаются, в числе прочих, татарские головы и служилые тарские и тобольские татары [5, с. 70-71]. А ранее, как уже упоминалось, сибирские татары в числе прочих активно участвовали в Закладке Тарской крепости. Служилые татары, как природные конные воины, несли исключительно конную службу. Служили, прежде всего, представители родовой верхушки с сохранением за собой права на наследственные земли [9, с. 80]. Так, по рассказам потомков томских служилых татар, на царскую службу привлекались представители лучших семей, служить было честью. Немаловажно было также то, что служилые татары получали жалованье и освобождались от уплаты ясака. Так, в таблице жалованья военно-служилых Тобольского гарнизона по окладным книгам за 1647-1648 годы мы видим, что денежный оклад служилого татарина в среднем равнялся окладу конного казака и превосходил денежные оклады стрельцов и пеших казаков. Но вот ржи, овса, соли служилые татары получали вдвое-втрое меньше этих трёх категорий [10, с. 112-113]. Возможно это происходило потому, что татары, как коренные жители, имели крепкое обустроенное хозяйство. Также надо учитывать, что именно юртовских служилых татар задействовали в ежегодных экспедициях на «Ямыш-озеро» за солью, экспедиция подкреплялась другими служилыми гарнизонов только в случае военного обострения обстановки [10, с. 91]. Вряд ли командируемые пренебрегали возможностью прихватить вне нормы бесплатной соли себе.

Естественно, команды служилых татар располагались по месту проживания последних, в граничащих со степью и лесостепью узловых крупных городах — Тобольске, Тюмени, а затем и Томске.

Например, по уездам Тобольского разряда в Тобольске, Тюмени и Таре на 1699 год всего 429 служилых татар, а в Верхотурье, Туринске, Пелыме, Берёзове и Сургуте ни одного [10, с. 32].

Так, в 1630 году

служилых татар по спискам в Тобольске 252 человека, или 34,5% от всех служилых;

в Тюмени соответственно 76 служилых татарина, или 22,6%;

в Таре их 50 человек, или 12%.

В 1663 году в Тобольске их 249, или 15,1%;

в Тюмени 107, или 15,2%;

в Таре 66, или 10,2%.

За 1699 год это следующие цифры:

в Тобольске 256 служилых татар, или 11,9 %;

в Тюмени 108, или 11,4%;

в Таре 66, или 8,2% [10, с. 33].

То есть, количество служилых татар за семьдесят лет остаётся практически одинаковым, а в Тюмени даже растёт. А вот процентный состав в списках служилых падает. Это связано, прежде всего, с присылкой новых партий служилых из европейской части страны.

К концу XVII века, до реформ Петра I, общее количество служилых татар по Сибири составляло свыше 500 человек из общего количества 10 тысяч служилых всех категорий [9, с. 80]. Татары на службе сохраняли мусульманскую веру, могли беспрепятственно совершать свои религиозные обряды. В 1822 году в результате проводимых среди городовых казаков реформ из состоявших в казачьем сословии татар был сформирован отдельный конный Сибирский Татарский казачий полк, который формировался исключительно из состоявших в казачьем сословии татар и офицеров-мусульман. Немусульманское вероисповедание в этом полку могло быть только у полкового командира [14, с. 565]. И если в православных казачьих селениях за несвоевременную подачу списков новорожденных отвечали атаман, священник и отец мальчика, то в татарских — атаман, мулла и отец [11, с. 30]. Не попавшая по каким-либо причинам в полк остальная часть татар-казаков несла местную, так называемую «станичную» службу, характерную в XIX веке именно для казаков Сибири. Но это уже другая эпоха, и упомянуто это для того, чтобы масштабно показать роль служилых татар в истории Сибири.

Была ещё одна категория служилых — новокрещёны. В работах, посвящённых истории и формированию служилого сословия Сибири, мы видим, что крещёные татары попадали в состав казаков [2, с. 40].

Новокрещёнами в описываемое время назывались коренные народы Сибири и Поволжья, принявшие православную веру.

Но входили ли сибирские крестившиеся татары в категорию новокрещёнов или сразу записывались в казаки? Или существовало сразу два варианта?

Вне всякого сомнения, в разряд служилых новокрещёнов попадали все принявшие православие представители бывших на государевой службе хантов (старое название остяки) и калмыков (ойротов). Последние часто использовались как проводники и толмачи [10, с. 94]. Жалованье деньгами и продуктами они получали в среднем такое же, как «литва» и конные казаки [10, с. 111-112]. Но в целом это была категория малочисленная, немногим превышающая пушкарей и затинщиков. Так, по окладным книгам тобольского гарнизона за 1647-1648 годы новокрещёнов всего 22 человека, пушкарей и затинщиков 10, конных казаков же ровно 100 человек, а «литвы» 110 конников [10, с. 111-113].

Новокрещёны могли служить и не в своих списках. Так, в тарской переписной книге за 1701 год мы видим: «Литовской сотни казак Ивашко Яковлев сын Остяков. Сказался родом он… остяк, был ясашной» [10, с. 40]. Также мы видим, что в контингент сибирских служилых попадали и представители коренных народов сибирского Севера, которые адаптировались к новой для себя среде, и со временем окончательно сливались с остальной служилой массой. Это происходило, как уже отмечалось, и с более многочисленными группами «литвы» и «черкас», тем более по языку и культуре они были близки к московским служилым. Встречаются в литовских списках также «волошенины» (молдаване и румыны) и «немцы» (немцы, шведы и другие представители Западной Европы) [10, с. 40]. Но их мало и роль их незначительна. В связи с различными служебными обстоятельствами списки часто тасовались, и состав их редко были однородным. Службу несли вместе и одинаковую и в гарнизонах, и в военных походах, и в «дальних посылках», которые включали и разведку «дальних землиц», и дипломатическую миссию, и временную службу в отдалённом и малочисленном гарнизоне. Официально на службу «прибирать» можно было уже с 15 лет, и служили «доколе в силах», но обычно верстали с 18 до 25 лет [10, с. 61].

К концу царствования Петра I окончательно исчезает деление на литовский, черкасский, новокрещёный списки [2, с. 27]. Все служилые становятся официально казаками, хотя, по сути, ими они были и до этого. Городовому казачеству Сибири предстоит ещё долгая и тяжёлая служба. Но первый, самый тяжёлый, кровавый и боевой этап уже пройден. Закончилась эпическая и легендарная первопроходческая часть истории казачества Сибири. Благодаря своевременному присоединению громадных таёжных пространств в казну государства стал поступать пушной ясак, который в то время ценился на уровне драгоценных металлов; это в первую очередь соболя. А добычи своего золота и серебра на тот период в державе не было, и пошедший с конца XVI века ясак по сути являлся валютой. Благодаря этому страна смогла оправиться после Смутного времени, укрепить экономику и армию. И поэтому стало возможно Алексею Михайловичу ответить положительно на просьбу Богдана Хмельницкого о принятии Южной Руси в состав державы. В результате последующих событий была сломлена восточная экспансия Речи Посполитой, и было положено начало образования Российской империи.

 

Литература:

 

1. Армия Польши в 1569-1696 // Новый солдат № 158, 2002. Типография «Книга», Артёмовск. 38 с.
2. Ивонин А.Р. Городовое казачество Западной Сибири в XVIII– первой четверти XIX вв. Барнаул, 1996. 227 с.
3. Казачьи войска. Хроника. Репринтное издание. Акционерное общество «Дорваль», 1992. 480 с.
4. Карамзин Н.М. История государства Российского. Т. III. Издательство «Феникс» Ростов-на-Дону, 1994. 554 с.
5. Катанаев Г.Е. Западно-Сибирское служилое казачество и его роль в обследовании и занятии русскими Сибири и Средней Азии. СПб, 1908. 115 с.
6. Катанаев Г.Е. Краткий исторический обзор службы Сибирского казачьего войска с 1582 по 1908 год. С-Пб., 1908. 67 с.
7. Козаченко А.И. Борьба украинского народа против иноземных поработителей за воссоединение с Россией. М., 1954. 284 с.
8. Мусикевич А.Ф. Казачество в освоении восточных районов России в XVI– начале XX веков // Урало-Сибирское казачество в панораме веков. Тезисы докладов научной конференции 18-21 мая 1992 года. Томск, 1994.206 с.
9. Никитин Н.И. Первый век казачества Сибири // Военно-исторический журнал, №1, 1994. 96 с.
10. Никитин Н.И. Служилые люди в Западной Сибири. Новосибирск, издательство «Наука», 1988. 254 с.
11. Положение о Тобольском пешем батальоне и Тобольском конном полку. С-Пб, типография военных поселений, 1849. 81 с.
12. Резун Д.Я. «Литва» Кузнецкого острога в XVII в. // Казаки Урала и Сибири в XVII–XX вв. Сборник научных трудов. Екатеринбург, 1993. 154 с.
13. Ригельман А. История о донских казаках. М., 1846. 154 с.
14. Свод законов Российской империи. Свод учреждений государственных и губернских. Часть вторая. Учреждения губернские. СПб, 1853. Стр. 565 абз. 2829
15. Филь С.Г. Казаки «литовского» списка // Казачество Сибири: от Ермака до наших дней. Материалы научно-практической конференции. Тюмень, 2009. 229 с.
16. Цвигун В.И. Гусары в русском войске XVII века // Военно-исторический журнал, № 6, 1993. 96 с.
17. Щербина А.Ф. История Кубанского казачьего войска. Том I. Екатеринодар, типография Кубанского Войскового Правления, 1910. 736 с.